Индекс материала
Латиноамериканский социализм 21 века
Продолжение
Все страницы

Победа на выборах в как минимум трех странах Латинской Америки левоцентристских режимов вынудила их к поиску нового идеологического основания для подкрепления своей власти, поэтому идеологи и президенты согласились на том, что представляют новый вариант социализма – 21 века (21с). Известные писатели, ученые и представители по связям с общественностью провозглашали совершенно новый вариант социализма, полностью отличный от того, что они наименовали провалившимся социализмом 20 века. Защитники и пропагандисты 21с утверждают, что новая политико-экономическая модель опирается на то, что они считают решительным разрывом как со свободнорыночными неолиберальными предшествующими  режимами, так и с прошлыми «государственническими» вариантами социализма, воплощенными в бывшем СССР, Китае и на Кубе.

Режимы 21с возникли в результате кризисов и конца неолиберальных режимов, преобладавших в Латинской Америке с середины 1970-х до конца 1990-х. Конец этих режимов приблизил ряд массовых восстаний, которые и вызвали к жизни левоцентристские режимы, основанные на отвержении неолиберальных социоэкономических доктрин и на обещаниях глубоких перемен в пользу подавляющего большинства. Хотя между режимами 21с существует серьезная разница программ, все они подчеркивают 5 основных пунктов в своей критике неолиберальной политики.

1. Они отвергают положение, что рынок должен иметь первое слово и господствовать над государством. Имеется в виду то, что капиталистическая классовая  логика повышения прибыли должна быть единственной силой, формирующей политику государства. Когда рыночный капитализм рушился во время кризиса 2000-2002 гг,  массовое обнищание дискредитировало доктрину «рациональных рынков», когда банки и другие компании банкротились массами, средний класс терял свои сбережения, а улицы и площади заполнялись безработными рабочими и крестьянами.

2. Режимы 21с клеймят отмену регулирования экономики, приведшую к росту спекуляции и ее преобладания над производительным капитализмом. Под знаменем неолиберализма правители отменили регулирующее законодательство, принятое еще во времена Великой депрессии, и вместо него пришла отмена контроля над капиталом и финансовой деятельностью в пользу «саморегулирования», когда рыночные игроки устанавливали свои собственные правила, что, согласно их критикам, привело к спекуляции, финансовому жульничеству и грабежу национальной казны и частных лиц.

3. Преобладание финансов над производством было главной темой в антикапиталистической доктрине  режимов 21с. Подразумевалась при этом разница между «плохим» капитализмом, получающим деньги без производства товаров и услуг, и «хорошим» капитализмом, который, как получается, производил общественно полезную продукцию.

4. С общей критикой неолиберализма была связана особая – понижения таможенных барьеров, приватизация гоударственных  предприятий по ценам  гораздо дешевле их рыночной стоимости, денационализация владения стратегическими ресурсами и колоссальный рост неравенства.

5. 21с утверждал, что неолиберальные режимы сдали экономические рычаги частным и иностранным банкирам (вроде МВФ), которые навязали дефляцию, взамен подъема экономики через вливание государственных инвестиций. Политические лидеры левоцентризма использовали такую критику неолиберализма и подразумеваемые обещания  решительно порвать с неолиберальным капитализмом, при этом ничего не обещая относительно разрыва с другим вариантом капитализма.

Хотя левоцентристская критика неолиберализма должна была привлечь широкие массы, отказ от 20с был обращен к среднему классу и должен был также успокоить производительные классы (бизнесменов), что никто не покушается на частную собственность как таковую.

В качестве своего рода противовеса оппозиции неолиберализму, сторонники 21с также демонстративно отдаляются от того, что именуют «социализмом 20 века». Отчасти это – политическая тактика для разоружения и нейтрализации многочисленных и могущественных критиков социалистических режимов прошлого, и частично – для подкрепления утверждений о новом, современном варианте социализма, идущем в ногу со временем, 21с критикует 20с и подчеркивает следующие отличия от него:

1. При социализме прошлого преобладали грубые бюрократы, которые разбазаривали ресурсы и подавляли новаторство и личные предпочтения.

2. Старый социализм был глубоко недемократичен в области управления, организации выборов и наличии однопартийной системы. Подавление гражданских прав и любой рыночной деятельности играет важную роль в утверждениях 21с.

3. 21с смешивает демократию как систему с выборным путем к власти или смене режима. Смена правительства в результате вооруженной борьбы, особенно партизанской войны, клеймится, хотя все три правительства 21с пришли к власти на выборах, последовавших за массовыми выступлениями.

4. Один из ключевых аргументов режимов 21с – социалисты прошлого не принимали во внимание специфику каждой страны. Особенно они подчеркивают различия  расовые, географические, культурные, исторических традиций, политики и т.д., которые, как они считают, определяют 21с.

5. В связи с предыдущим пунктом 21с подчеркивает, что новые мировые  соотношения сил в 21 веке определят политику и возможности 21с. Среди новых факторов они упоминают исчезновение СССР, переход Китая к капитализму; подъем и относительный упадок мировой экономики с центром в США, растущую роль Азии, особенно Китая; региональные инициативы Венесуэлы; появление левоцентристских режимов в Латинской Америке; рассредоточение рынков в Азии, Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в других местах.

6 .Режимы 21с утверждают, что «новые соотношения общества и государства» не «копируют» никакое из прошлых и существующих социалистических государств. Можно подумать, что чуть ли ни каждая мера, политика или орган – изобретение современного режима 21с. Оригинальность и новизна становятся аргументами для повышения авторитета режимов против внутренней и внешних критики антиткоммунистических правых и для того, чтобы отмахнуться от основательной критики слева.

7. Режимы 21с особенно подчеркивают тот факт, что их руководство не имеет и не имело никаких связей с коммунистами, а в случае Боливии и Эквадора прямо отвергают марксизм и как метод  анализа, и как политическое руководство к действию. Исключение составляет президент Чавес, чья идеология представляет смесь марксизма и национализма, восходящего к идеям Симона Боливара. И Корреа и Моралес избегают классового раскола, противопоставляя ему «революцию граждан» против коррумпированной олигархии традиционных партий, в первом случае, и культурно угнетенные общины индейцев Анд – «европейской олигархии».

В то время как режимы 21с более или менее ясно объяснили, чем они не являются, и что отвергают в прошлом - и левом и правом, и в общем определили, чем они являются, их действия, политические и структурные, вызывают серьезные сомнения в серьезности их революционных утверждений, их оригинальности и способности сделать то, на что рассчитывают их избиратели в низах.

Хотя ряд идеологов, политических вождей и комментаторов называет себя 21с, между ними, в теории и на практике – масса различий. Критическое рассмотрение опыта этих стран покажет яснее как разницу режимов, так и обоснованность их утверждений об оригинальности.

Президент Чавес – первый и главный защитник и практический исполнитель 21с. Хотя следующие за ним президенты и публицисты в Латинской Америке, Северной Америке и Европе подхватывают его слова, не существует единой практики, соответствующей этой риторике на публику.

Во многих отношениях речи Чавеса и политика правительства Венесуэлы определяют крайние границы 21с, как во внешней политике – вызове вашингтонской политике  войны, так и во внутренних социально-экономических реформах. Тем не менее, хотя в венесуэльской модели 21с есть новые и новаторские черты, она также весьма напоминает прежние реформы радикальных популистско-националистических режимов в Латинской Америке и европейских странах.

Самая яркая новаторская и оригинальная черта венесуэльского варианта 21с – густая смесь «исторического» боливарианского национализма, марксизма 20 века и латиноамериканского популизма. Концепция Чавеса исходит из и оправдывается  его внимательным изучением сочинений, речей и действий Симона Боливара, отца-основателя венесуэльской независимости в 19 веке. Чавесовская концепция решительного разрыва с империалистическими державами, опора на массовую поддержку против ненадежных местных элит, способных продать свою страну для защиты своих привилегий, глубоко укоренена в его изучении восхождения и падения Симона Боливара. Хотя Чавес не пытается отождествить Боливара и марксизм, он горячо отстаивает местные, национальные корни своей идеологии и практики. Поддерживая кубинскую революцию и сохраняя тесные отношения с Фиделем Кастро, он явно не пытается применить или повторить кубинскую модель, даже приспосабливая к венесуэльской действительности некоторые черты массовой организации.

Экономическая практика Чавеса включает широкую национализацию и экспроприацию (с выплатой компенсаций) значительной доли нефтяной отрасли, выборочную национализацию ключевых предприятий на прагматической политической основе, включая противостояние труда и капитала (сталь, цемент, связь) и борьба за продовольственную безопасность (земельная реформа). Его политическая программа включает организацию массовой социалистической партии, способной побеждать в рамках многопартийной системы и проведение свободных и открытых референдумов для обеспечения конституционных реформ. Новизну можно найти в его поощрении местного самоуправления через создание не-сектантских общинных советов, чтобы избежать мертвой тяжести неэффективной, враждебной и коррумпированной бюрократии. Иногда кажется, что его цель – заменить «представительную» политику выборов под управлением профессиональных политиков системой прямой демократии, основанной на самоуправлении, на заводах и по месту жительства. В области социальной политики Чавес основал целый ряд программ, призванных поднять уровень жизни 60% населения, включая рабочий класс, бедняков, крестьян и матерей-одиночек.

Эти реформы включают всеобщее бесплатное здравоохранение и образование, включая университеты. Контракт с 20 000 кубинскими докторами, стоматологами, техниками, широкая программа строительства поликлиник, больниц и передвижных больничек в сельской местности с приоритетом бедных кварталов, брошенных на произвол судьбы прежними капиталистическими режимами и частным здравоохранением. Режим Чавеса построил и профинансировал широкую сеть общественно управляемых супермаркетов, где семьи с низким доходом покупают продукты и сопутствующие товары по субсидированным правительством ценам. Во внешней политике президент Чавес последовательно выступал против войн США на Ближнем востоке, а также против самого оправдания империалистических войн доктриной «войны против террора».

1.На самом ли деле он «социалистический», или лучше сказать, в самом ли деле он порывает с социализмом 20 века во всех его вариантах?

2.  Каков «баланс» между прошлыми и нынешними капиталистическими чертами экономики и социалистическими реформами десятилетия Чавеса?

3. До какой степени социальные перемены снизили неравенство и предоставили большую уверенность широким массам в этот переходный период.

Сейчас в Венесуэле  - смешанная экономика, частный сектор все еще преобладает в банковской и сельскохозяйственной отраслях, коммерции и внешней торговле. Государственная собственность увеличилась, и распределение нефтяных денег определяется национально-социальными приоритетами. Хотя смешанная экономика Венесуэлы напоминает социал-демократии послевоенной Европы, существует и важное различие – государство владеет самым прибыльным экспортным сектором и получает большую долю валютных поступлений.

Хотя правительство серьезно расширило социальные расходы в размерах, сравнимых или превосходящих некоторые социал-демократические правительства, он не снизило колоссальную концентрацию богатства и доходов в высших классах, путем введения высоких прогрессивных налогов, как это произошло в Скандинавии и других странах. Неравенство все еще гораздо выше, чем в социалистических обществах 20 века, и сравнимо с другими латиноамериканскими странами. Более того, высшие и средние слои госбюрократии, особенно в нефтяных и сопутствующих отраслях, получают вознаграждение, сравнимое с их коллегами в капиталистических фирмах, как это было и в случае национализированной промышленности Англии и Франции.

Самоуправление госпредприятий – сравнительно новая идея для Венесуэлы – вышла за пределы германской социал-демократической системы со-участия, но все еще ограничена полудюжиной крупнейших предприятий – ей далеко до широкой, общенациональной сети социалистической Югославии в 40-80-х гг.

Хотя земельная реформа, предложенная режимом Чавеса и радикальна по намерениям и активно продвигается президентом лично, она не смогла изменить отношения между батраками, крестьянами и крупными землевладельцами. Там, где распределение земли изменилось, бюрократия не обеспечила необходимые услуги, финансирование, инфраструктуру и безопасность тем, кто получил землю.

Национальная гвардия своими действиями или бездействием не положила конец убийствам вожаков и сторонников земельной реформы наемниками помещиков. Свыше 200 убийств крестьян остаются нераскрытыми на конец 2009 года.

Хотя публицисты 21с подчеркивают национализацию существующих  нефтяных предприятий, они не принимают во внимание рост числа совместных предприятий с компаниями из России, Китая, Ирана и Евросоюза. Другими словами, хотя роль некоторых ТНК из США снизилась, иностранные инвестиции в нефтедобычу на деле возросли, особенно на обширных смолистых месторождениях Ориноко. Хотя смена партнеров снизила стратегическую уязвимость Венесуэлы  от давления США, она не способствует социалистическому характеру экономики. Совместные предприятия подтверждают аргументы о схожести смешанной экономики Венесуэлы с социал-демократической моделью 20 века.

Наиболее сомнительная черта  в утверждениях Венесуэлы о социализме – продолжающаяся зависимость от единственного товара (нефти) в получении 70% экспортных поступлений и ее зависимость от одного рынка – США – открыто враждебного и подрывного партнера. Усилия режима Чавеса разнообразить торговых партнеров сейчас еще более неотложны, чем раньше, из-за военного соглашения Обамы с президентом Колумбии  Альваро Урибэ о 7 военных базах. Не менее угрожающим массовой базе для перехода к социализму  стал рост люмпен пролетариата со связями с колумбийскими наркоторговцами, военными и чиновниками. Во многих бедных кварталах уголовники сражаются с вожаками общинных советов за власть, используя для этого подстрекательство и насилие. Неэффективность министерства внутренних дел и полиции, недостаток у них  тесных рабочих связей с общинными организациями, представляет собой серьезную слабость в деле мобилизации гражданского общества и знаменует границы эффективности движения общинных советов.

Значительные реформы правительства Чавеса и оригинальный синтез боливарианского освободительного антиколониализма с марксизмом и антиимпериализмом обозначают разрыв с господствующей в Латинской Америке неолиберальной практикой последней четверти 20-го века, которая все еще действует в ряде режимов, хотя те и отрицают это.

Однако неясно, достаточно ли этого для нового варианта социализма, учитывая преобладание капиталистических отношений собственности в стратегических отраслях экономики и сохраняющееся классовое неравенство как в госсекторе, так и в частном секторе.

Не следует при этом забывать, что социализм – не неподвижная теория, но движущийся процесс, и значительная часть новых мер нацелена на расширение власти масс на заводах и по месту жительства.

В Эквадоре президент Корреа пользуется риторикой 21с и подтверждает это некоторыми внешнеполитическими действиями.  Сюда входит прекращение деятельности военной базы США в Манте, заявления о сомнительности некоторых внешних долгов, сделанных предыдущими режимами; критика колумбийских  нарушений границы и вооруженного вторжения против лагеря колумбийских партизан; критика американской политики свободной торговли и поддержка венесуэльской программы региональной интеграции (ALBA).  СМИ, включая "Нью-Йорк таймс", "Фаненшинал таймс" и многочисленных левых журналистов севера и юга, причисляют президента Корреа  к «новой волне левых президентов».

Что касается внутренней  политики, претензии Корреа на роль основателя 21с поддерживаются его критикой традиционных правых партий и олигархии. Другими словами, его социализм определяется тем, против кого и чего он выступает, а не структурными социальными переменами.

Его главные достижения внутри страны все касаются осуждения крупных политических партий, его поддержки и руководства «гражданского движения», успешно свергнувшего правый проамериканский авторитарный режим (проводивший выборы) Лусио Гутьерреса; созыва конституционной ассамблеи и написания новой конституции. Эти законодательные и политические перемены очерчивают границу радикализма Корреа и составляют базу для его утверждений о принадлежности к 21с. Хотя эти изменения во внешней политике и дома, особенно в контексте увеличения социальных расходов за первые три года его правления, позволяют назвать его «левоцентристом», вряд ли их достаточно для  социалистической программы, особенно в более широком социоэкономическом структурном плане.

Наиболее резкое отрицание любых реально социалистических изменений состоит в том, что иностранные капиталисты продолжают и расширяют свое владение стратегическими полезными ископаемыми, включая нефть: 57% нефти добывается иностранными ТНК. Крупные и долгосрочные контракты на добычу полезных ископаемых выдаются и продлеваются, тем самым оставляя в руках иностранных компаний источник главных валютных поступлений и самую прибыльную экспортную отрасль. Еще хуже то, что Корреа насильственно подавлял и отвергал любые претензии на владение землей индейских общин Анд и Амазонии, живущих на территориях, отданных по контракту на разработку ТНК.  Отказавшись вести переговоры, Корреа отмахнулся от 4 крупных движений индейцев и их сторонников экологов как от «кучки отсталых типов», а то и похуже. Загрязнение воды, воздуха и почвы иностранными нефтяными компаниями  приводит к тяжелым болезням и смертям, что было доказано в судах США, где компании Тексако предъявлены иски на миллиарды долларов. Несмотря на решение суда против него, Корреа продолжал настаивать, что иностранные фирмы, ведущие добычу полезных ископаемых  должны быть основой его «стратегии развития».

Хотя Корреа яростно нападал на финансовый агрокапиталистический капитал побережья с центром в Гуаякиле, он энергично поддерживал и субсидировал капитал андского региона (Кито). Его «антиолигархическая» риторика уж точно не антикапиталистическая – что подразумевается его принадлежностью к 21в.

Успех президента Корреа в организации массового выборного движения виден в его впечатляющих победах на выборах, где он победил в многопартийной борьбе, и на конституционном голосовании – свыше 70%. Но, несмотря на это,  популярность  в основном основана на краткосрочных уступках, на повышениях зарплаты и дешевом кредите для малого бизнеса, а такие меры не могут продолжаться в условиях мирового кризиса. Он предоставил монополию в отрасли связи частным фирмам, он против земельной реформы, он ограничивает права на забастовку, что, не вызывая системных изменений, приводит только к росту числа стачек и протестов. Еще важнее то, что усиление капиталистической, особенно иностранной власти в стратегических отраслях (банковской, коммерческого экспорта, горнорудной) сводит заявления о 21в. к чистой видимости.

Ясно, что база его  21 в. лежит в заявлениях о внешней политике (которые могут быть взяты назад), а не в изменениях классовых отношений, собственности и власти масс. 21в., в случае Эквадора, оказывается удобным способом сочетать новую внешнюю политику с неолиберальной моделью развития - «модернизацией». Более того, начальные радикальные меры не означают невозможности последующего отступления, что хорошо видно в заявлениях о сомнительности внешнего долга ( вызвавших преждевременный взрыв восторга у левых)  и возврата к полной выплате долгов.

Величайшее отличие 20с от 21с видно в сравнении нынешнего режима Эво Моралеса (2005-) и короткого президенства Хуана Хосе Торреса (1970-71).

Первый открыто и публично пригласил ТНК пяти континентов добывать в Боливии газ, нефть, медь, железо, литий, цинк, олово, золото, серебро и многое другое, а при режиме 20с Торреса компании местных и иностранных капиталистов были национализированы и экспроприированы. Миллиардные прибыли вывозят из страны и во время, и после сырьевого бума, при Торресе государственный контроль финансовых потоков и внешней торговли ограничивал вывоз капитала. Эво Моралес предоставляет сотни миллионов в виде займов, экспортных субсидий и снижения налогов крупному агробизнесу и выгоняет индейских сквоттеров из больших поместий, а при Торресе захват земли крестьянами поощрялся как средство проведения аграрных реформ. Масса социоэкономических данных подтверждает, что социалистические меры, принятые во время президентства Торреса прямо противостоят социал-либеральной политике режима Моралеса. Дальше мы подробнее рассмотрим главные социальные и либеральные политические меры режима Моралеса, чтобы понять смысл самопровозглашенного 21с в Боливии.

За первые пять лет у власти (2005-2009) режим Моралеса произвел многочисленные изменения в обществе. Вопрос, можно ли считать их в целом социализмом даже в самом расплывчатом смысле, или даже переходными к социализму, в ближайшем или отдаленном будущем, учитывая объем и глубину либеральной экономической политики.

Моралес вызвал социально-политические перемены в девяти областях  политически. Наиболее значимая внутренняя перемена – в области политических, культурных и юридических прав коренного населения. Режим дал права местного самоуправления индейским местным органам, признал и поощряет двуязычие (то есть применение не только испанского, но и индейских языков –пер) в ведении местных дел, признал индейские религиозные и прочие празднества на национальном уровне и поощрял применение законов за нарушение гражданских прав индейцев.

При Моралесе государство слегка повысило долю, причитающуюся ему от совместных предприятий с ТНК, повысило цену на газ для Аргентины и Бразилии, при этом увеличив свою долю за счет провинциальных властей. Учитывая высокие цены на сырье в 2005-08 гг, местные власти получили прирост доходов, хотя рост вложений в производственные отрасли и сферу услуг отставал, в основном из-за бюрократических препонов.

Моралес позволил постепенно повысить зарплату, в том числе минимальную. Однако эти повышения были куда меньше его предвыборных обещаний удвоить минимальную зарплату, и, конечно, несоразмерны колоссальным прибылям сырьевого бума.

Моралес преследовал по закону местных чиновников и губернатора провинции Пандо и правых террористов за нападения и убийства индейских активистов, чем  положили конец безнаказанным нападениям белых на индейцев.

Больше всего режим хвалился повышением валютных резервов с 2 до 6 миллиардов долларов, фискальной дисциплиной, жестким контролем над социальными расходами и положительным платежным балансом. В этом отношении политика Моралеса была в ладу с МВФ, и даже и близко не походила на экономическую политику социалистических и социал-демократических режимов.

Утроить валютные резервы, когда уровень бедности среди индейцев  (сельского населения по большей части ) оставался на уровне 60% - это уж точно новая политика для любого режима, называющего себя социалистическим.  Даже современные капиталистические североамериканские и евросоюзовские режимы не проявляли такого рвения, как политическо-культурно-революционный режим Моралеса.

Моралес поощрял организацию профсоюзов и в основном избегал репрессий против движений шахтеров и крестьян, но в то же время приручал их вожаков, тем самым снижая число стачек и независимых классовых действий, несмотря на непрекращающееся неравенство. Большая терпимость сопровождалась усилением «корпоративных» отношений между режимом и широкими массами.

Экономическая стратегия Моралеса основывается на тройственном союзе агро-сырьевых ТНК, мелких и средних капиталистов с индейскими и профсоюзными движениями. Моралес потратил миллионы на субсидии так называемым «кооперативам», а на самом деле – частным средним и мелким капиталистическим горнодобывающим предприятиям, которые эксплуатируют наемных рабочих , платя им ту же, или даже меньшую зарплату, чем на крупных предприятиях.

Принципиально изменились при режиме Моралеса внешняя политика и риторика. Моралес стал союзником Венесуэлы в поддержке Кубы, присоединился к ALBA, развивает связи с Ираном, и, прежде всего, выступает против политики США в нескольких важных областях. Боливия выступает против кубинского эмбарго США, 7 военных баз США  в Коломбии, путча в Гондурасе и отмены  тарифных льгот.  Не менее важно прекращение присутствия  американского управления по борьбе с наркотиками DEA (на самом деле в Латинской Америке DEA занимается чем угодно, только не своим прямым делом –пер.) и несколько укоротил руки AID за финансирование правых организаций и подрывной деятельности. Моралес решительно выступал против войн США в Афганистане и Ираке, заклеймил израильские преступления против палестинцев и последовательно придерживался политики невмешательства, за исключением Гаити, куда продолжает посылать солдат.

Критика боливийской версии в 21 веке

Наиболее яркая черта боливийской экономической политики  - повышение размера и охвата инвестиций иностранных ТНК в горнодобывающую отрасль. Около сотни ТНК в настоящее время эксплуатируют полезные ископаемые Боливии, на крайне выгодных условиях, включая низкую зарплату и нестрогие экологические правила. Более того, в речи в Мадриде (сентябрь 2009 года) Моралес сообщил слушателям – банкирам и инвесторам – что приглашает их инвестировать, если только они не будут вмешиваться в политику и согласны на совместные предприятия. Какова бы ни была ценность боливийской стратегии экспорта сырья (исторические примеры не внушают оптимизма), она создает какой-то странный социализм – взамен рабочих и крестьян – иностранные банкиры и местные технократы: оригинально для «социализма» в любом веке, но вполне в духе капитализма "свободного рынка".

В согласии с политикой «открытых дверей» для сырьевых ТНК, Моралес также укрепил позиции и предоставил щедрые субсидии и дешевые займы агробизнесу, даже в провинциях «полумесяца», где агробизнес поддерживает крайне правых политиков, ведущих подрывную деятельность против режима. Готовность Моралеса не обращать внимания на политическую вражду элиты агробизнеса и финансировать его расширение ясно показывает, что для него  традиционный капиталистический  экономический рост предпочтительнее любой попытки создать альтернативные модели роста с опорой на крестьян и безземельных батраков.

Поездки в сельскую местность и городские трущобы подтвердили данные публикаций о не изменившемся классовом неравенстве. Супербогатые 100 семей из Санта Круз продолжают владеть около 80% плодородной земли, и 80% крестьян и сельских индейцев живут ниже уровня бедности. Владение шахтами, розничной и оптовой торговлей, банками и кредитными учреждениями - по прежнему в руках олигархии, которая за последние годы вкладывает капиталы в разные отрасли, создавая более тесно связанный правящий класс с более близкими отношениями с международным капиталом.

Моралес выполнил обещание защитить и обеспечить традиционную экономическую  элиту, но он также добавил новых капиталистов и бюрократов к правящему классу, в основном менеджеров иностранных ТНК и высокооплачиваемых чиновников в совместных предприятиях.

Хотя большинство социалистов (любого века) согласились бы, что крупные помещики - мало подходящая опора для перехода к социализму, Моралес на самом деле зависел от агробизнеса и поощрял агроэкспортные компании в ущерб семейным фермам, производящим продукты для местного потребления. Еще хуже то, что условия труда батраков почти не улучшились, а несколько тысяч индейцев оставались буквально в рабстве уже на третьем году правления Моралеса. Жестокая эксплуатация батраков волнует его куда меньше, чем рост производительности, экспорта и налоговых поступлений с этого в казну. Трудовое право, облегчающее организацию профсоюзов было одобрено, но никто не принуждается его выполнять в сельской местности, особенно в «полумесяце», где трудовые инспекторы избегают малейшего противостояния с влиятельными организациями помещиков. Несколько захватов земли безземельными батраками правительство осудило. Правительство решительно против любого низового движения за земельную реформу в обширных и почти не обрабатываемых поместьях , хотя это нарушает его собственные законы о запрете конфискации только обрабатываемых земель.

Учитывая упор режима на «культурных и политических» сторонах его варианта 21с, не удивительно, что оно тратит больше времени и денег на индейские праздники, песни и танцы, чем на экспроприацию и раздачу плодородных земель голодным массам индейцев.

Попытки режима отвлечь внимание от аграрных реформ путем поселения безземельных индейцев на государственных землях в отдаленных джунглях оказались полным провалом. Этот «план колонизации», созданный так называемым институтом аграрных реформ, вышвырнул горных индейцев в не расчищенные джунгли, полные разносчиков опасных болезней, без орудий труда, семян, удобрений и даже жилья. Не  удивительно, что меньше чем через полмесяца индейцы потребовали, чтобы их отвезли обратно в нищие деревни – все-таки лучшее место для жилья, чем малярийные болота. Взамен проведения серьезного перераспределения земель, Эво Моралес время от времени устраивает с помпой, церемониями и рекламой «подарки» тракторов средним и мелким фермерам, скорее подачки политика перед выборами, чем часть социального переустройства.

Наиболее приметные черты экономической и политической стратегии Моралеса – опора на традиционный экспорт сырья и создание типичной корпоративной выборной организации, основанной на подачках.

На пятом году этого режима совместные предприятия с иностранными ТНК добыли и вывезли массу сырья, почти не обработанного. Это выглядит невероятно, но не заметно практически никаких попыток индустриализации и развития обрабатывающей промышленности, которая создала бы новые рабочие места. То же относится и к экспорту сельхозпродукции – большая часть зерна и другой продукции не обрабатывается в Боливии, хотя это могло бы создать тысячи рабочих мест для нищих безземельных индейцев. Режим накопил огромные валютные резервы, но не сделал ничего для создания местной промышленности.

Политическая стратегия Моралеса весьма похожа на таковую Националистского революционного движения (MNR) полвека назад, когда профсоюзы и особенно крестьянские движения были поглощены господствующей силой – государством. В отсутствии значимых социоэкономических перемен, государство опиралось на патронаж, проводимый через профсоюзных, крестьянских и индейских вожаков, когда кое-что перепадало и лояльным сторонникам партии. Покровительство в стиле Моралеса постоянно подкрепляется символическими жестами для подтверждения его «индейскости» и «солидарности» между политическим  покровителем и покровительствуемыми.

В моралесовской политике 21с очень мало новаторского и она куда ближе в политическом стиле к его предшественникам 20 века – корпоратистам. Посторонние, не знакомые с историей Боливии; восторженные журналисты, обожающие символические фигуры и авторы, цепляющие «социалистическую этикетку» без разбора на политиков, которые хотя бы риторически сомневаются в рыночном доктринерстве; поддерживают «радикальный» или 21с вид режима Моралеса. Учитывая то, что мы сказали выше о реальности режимов 21с, полезно поместить их в более широкие сравнительно-исторические рамки, чтобы попытаться оценить их возможное влияние на Латинскую Америку.